Виар
2 курс Вуза (Пилвилинн)
Волшебный мир слов. Спецкурс
Сравнительный анализ переводов на русский язык некоторых важных фрагментов трагедии «Фауст» И.В.Гёте, выполненных Б.Пастернаком, В.Брюсовым, А.Фетом и Н.Холодковским



Уважаемая госпожа профессор Чжоули!


Пользвольте предложить Вашему вниманию курсовую работу по теме:

"Сравнительный анализ переводов на русский язык некоторых важных фрагментов трагедии "Фауст" И.В.Гёте, выполненных Б.Пастернаком, В.Брюсовым, А.Фетом и Н.Холодковским"



Содержание:

Введение
Глава 1. Обоснование выбора анализируемых фрагментов и общее сравнение текстов
Глава 2. Анализ существительных, используемых переводчиками
Заключение



Введение


Есть тексты, художественные произведения, изначально насыщенные магией. Её создаёт в них гений автора в содружестве с глубиною темы. И чрезвычайно интересно проследить, что происходит с этой магией при переводе на другой язык.

К текстам такого рода, несомненно, относится и трагедия Иога́нна Во́льфганга фон Гёте «Фауст». Гёте был замечательный писатель и поэт, выдающийся учёный, глубокий философ и мистик. И герой его произведения, Фауст — человек мыслящий и мятущийся, очень много знающий в науке и в магии своего времени. И общая фабула трагедии, зачинающаяся и завершающаяся на Небесах... Всё это способствует неординарной силе почти каждого фрагмента этого огромного поэтического произведения.

Гёте писал «Фауста», без преувеличения, всю свою сознательную жизнь. Родился писатель 28 августа 1749 (во Франкфурте-на-Майне). А уже в 1774 году, в возрасте 25 лет, создал первый вариант того, что сейчас называют "Прафаустом". В 1790 опубликовал большой отрывок, в 1806 году завершил работу над первой, наиболее известной частью, заканчивающейся гибелью Гретхен (вышла в свет в 1808 году). Окончание же «Фауста» отосится к 1831 году, то есть меньше чем за год до кончины Гёте 22 марта 1832 (в Веймаре).

И хотя перу гения принадлежит много и прозаических и поэтических страниц, зачастую потрясающей силы, всё-таки «Фауста» можно считать его главным произведением.
И неудивительно, что переводили его много и многие, практически на все значимые языки мира. Переводили и на русский язык.

Первыми переводчиками фрагментов «Фауста» в России были И.Бек (1837) и Э.Губер (1838). Перевод Н.П.Грекова опубликован в 1859 году. Многолетний труд вложил в свой перевод А.Н.Струговщиков. Были и другие. Но их переводы почти забыты.
Классическим считается перевод, выполненный Николаем Александровичем Холодковским в 1878 году. Также переводили трагедию такие значительные наши поэты как Афанасий Афанасьевич Фет (1882-1883), Валерий Яковлевич Брюсов (1928) и Борис Леонидович Пастернак (1953-1955).
Вот их переводы мы и проанализируем в настоящей работе.



Глава 1. Обоснование выбора анализируемых фрагментов и общее сравнение текстов


1.1. Выбор фрагментов для последующего анализа


Трагедия «Фауст» огромна, она даже названа автором «трагедией для чтения», потому что поставить её в театре, равно как и в кино, в полном объёме почти невозможно.
Для анализа выберем несколько небольших фрагментов.

А именно следующих.

В конце трагедии после смерти престарелого Фауста следует удивительная по силе сцена, и не просто по художественной силе — по силе магической, по мистическому значению. Мефистофель, хоть и обманом, но выиграл спор с Фаустом, и почти уже выиграл спор о Фаусте с Господом. Увлечённый своими утопическими идеями и руководимый духом зла, доктор под конец жизни совершил множество не то что грехов, а даже и преступлений. Мефистофель не сомневается, что душа грешника назначена аду. И свою уверенность он подкрепляет полчищем чертей и бесов, кои должны быстренько затащить новопреставленного Фауста в специально на этот случай доставленные переносные адовы врата. Ещё минута, и Фауст погиб.
Но тут появляется небольшой хор ангелов. Они ничего не делают, не размахивают светозарными мечами, не сверкают громовыми зарницами. Они только поют и разбрасывают розы. И от этого пения бежит впопыхах адово воинство, и даже сам хитроумный прожжённый Мефистофель сбит с толку, и не в силах воспрепятствовать ангелам унести душу Фауста на небо.

И это пение ангелов в финале трагедии «Фауст» есть один из поразительнейших примеров белой магии, действенной, я уверен, даже и без ангельского вмешательства.
Давайте посмотрим на текст этих песнопений. (Примечание: по техническим причинам немецкий текст привожу латиницей, без диакретических знаков).


1.2. Первое песнопение: медленный полёт


Когда Мефистофель, с одной стороны, уже готов праздновать победу, а с другой стороны, насторожён и полон предусмотрительности, сверху и справа начинает сиять свет, и в его лучах является небольшое Небесное Воинство (Himmlische Heerscar) с песней:

Folget, Gesandte,
Himmelsverwandte,
Gemachlichen Flugs:
Sundern vergeben,
Staub zu beleben;
Allen Naturen
Freundliche Spuren
Wiket im Schweben
Des weilenden Zugs.

(Какие рифмы! Какая схема рифмовки!)

Вот как это переводит Н.А.Холодковский:

Вестники рая,
Неба сыны,
Тихо слетая
С горной страны,
Прах оживляя,
Грех искупляя,
Радость дарим
Всем мы твореньям
Светлым пареньем,
Следом своим.

А вот перевод Б.Пастернака:

Ангельской ратью
Двинемся, братья,
В тихий полёт,
Грешных прощая,
Прах оживляя,
Кроткой, радушной,
Легкой, воздушной
Стаей слетая
С горних высот.

Перевод А.Фета:

Вейтесь посланцы,
Неба избранцы,
Дайте простор!
Грешных прощает,
Прах оживляет!
Каждой природе
К светлой свободе
Путь пролагает
Медлящий хор.

И, наконец, перевод В.Брюсова:

Длите, посланники,
Неба избранники,
Радостный лёт.
Грех да простится,
Прах оживится,
Всему, что в природе,
Дорогу к свободе
Да созидает
Наш медленный ход.

Даже не верится, что всё это — переводы одного и того же оригинала. Понятно, что авторы поэтического перевода вынуждены переставлять слова, что-то пропускать и даже вставлять, чтобы уложить текст в требуемый стихотворный размер. А если ещё текст в силу своей сжатости и наполненности мистическим смыслом не вполне понятен, разночтения при переводе неизбежны.
Впрочем, более детальный анализ будет выполнен в следующей главе.


1.3. Второе песнопение: розы


Мефистофель недоволен вторжением ангелов. Их пение кажется ему отвратительным. Но особой опасности он не видит: ангелов мало, они не вооружены, а у него под рукой мощные полчища бесов. Правда, он вспоминает, что в прежние времена светлые силы одолевали тьму, но на этот раз уверен в своей победе. Тем не менее, он бдительно следит за незваными гостями и даёт своему воинству команду быть начеку.
Ангелы начинают разбрасывать вокруг розы и поют:

Rosen, ihr blendenden,
Balsam versendenden!
Flatternde, schwebende.
Heimlich belebende,
Zweiglein beflugelte,
Knospen entsiegelte,
Eilet zu bluhn.
Fruhling entspriesse,
Purpur und Grun;
Tragt Paradiese
Dem Ruhenden hin.

(Ах, какой колокольный звон в рифме blendenden - versendenden!)

Перевод Н.А.Холодковского:

Розы блестящие,
Амбру струящие,
В небе парящие,
Животворящие,
Ветки крылатые
Почки разжатые —
Всё расцветай!
Вкруг изумрудной
Зеленью чудной,
Пурпуром красным,
Вешним днём ясным
В блеске достойном
Встань над покойным,
Радостный рай!

Перевод Б.Пастернака:

Розы румяные,
Благоуханные,
Падая, радуя
Нежной прохладою
Животворящею,
Вейте над спящею
Тихо душой.
Райских селений
Вечный покой
Сейте весенней
Алой копной.

Перевод А.Фета:

Розы блестящие,
Сладко дышащие,
Тихо парящие,
Жизнью дарящие,
В листьях крылатые,
В почках зачатые,
Время вам цвесть!
Мир расцвечайте
Зеленью весь!
Рай навевайте
Спящему здесь!

Перевод В.Брюсова:

Розы цветущие,
Бальзамы льющие,
Гирлянды вьющие,
Всем жизнь дающие,
В ветках крылённые
В почках рождённые,
Скройте весь край!
В зелени, в пурпуре
Дайте нам май!
Здесь же простёртому —
Радостный рай!

Это песнопение по своей структуре — очевиднейшее заклинание. Кому-то из переводчиков удалось (сознательно или нет) воспроизвести его в полной силе, кому-то нет. За счёт каких языковых средств это достигнуто, рассмотрим в следующей главе.


1.4. Третье песнопение: врачующее пламя любви


Мефистофель опасается, что розы в руках ангелов — это не просто цветочки, а духовное оружие. Тем более, что подвластные ему черти обеспокоены мирной благоуханной атакой противника. Мефистофель даёт команду ответить адским огнём, должным иссушить цветы. Однако это не просто розы, а розы из рук раскаявшихся грешниц. Именно против адского пламени они отлично закалены. Багровое пламя глубин бессильно против светлого пламени Анора (если выразить мысль словами мудрого Гэндальфа), и розы, воспламенившись, обжигают как раз солдат адского воинства.
Ангелы усиливают успех следующей песней:

Bluten, die seligen,
Flammen, die frohlichen,
Liebe verbreiten sie,
Wonne bereiten sie,
Herz wie es mag.
Worte, die wahren,
Ather im Klaren,
Ewigen Scharen
Uberall Tag!

(Строки становятся короче и короче. Удар, удар, ещё удар!)

Перевод Н.А.Холодковского:

Цветы вы небесные,
Огни благовестные,
Любовь всюду шлёте вы,
Блаженство даёте вы,
Как сердце велит!
Слова правды чистой
В лазури лучистой
Из уст вечной рати
И свет благодати
Повсюду разлит!

Перевод Б.Пастернака:

Полные пламени
Розы, вы — знаменья
Благости любящей,
Силы, голубящей
Кроткий завет.
Все перевесьте
Радостной вестью!
Ангелов шествие
Сеет ваш свет.

Перевод А.Фета:

Цветики честные,
Пламя небесное,
Полны любви они,
Сердцу сулят они
Радости сень.
Слово о мире —
В чистом эфире
Шире и шире
Блещущий день!

Перевод В.Брюсова:

Цветенье священное,
Пламя блаженное,
Любовь раздают они,
Радость несут они,
Врачуя сердца!
Истины слово
С эфира благого, —
В хоре их снова
День без конца!

Поэтической силы оригинала не достиг ни один переводчик, но у каждого, в той или иной степени, ощущается магическая сила этого заклинания.


1.5. Финальное песнопение: устремление ввысь


Бесы не устояли. Осознав, что розы лишь знак, а противостоит им сила любви, они мчатся прочь чуть ли не вверх тормашками. Мефистофель остаётся один. Поначалу ему кажется, что он и один отстоит добычу против "девчонок и мальчишек", как он пренебрежительно называет ангелов, уже окружающих его со всех сторон. Но любовь против его воли проникает в его сердце, искажённо, извращённо, он воспринимает её как плотскую любовь, смущён и дезориентирован. Но даже приблизиться, не то что прикоснуться, к ангелам не может, оттеснён на самый край.
И ангелы улетают, выпевая заключительные строки:

Heilige Gluten!
Wen sie umschweben,
Fuhlt sich im Leben
Selig mit Guten.
Alle vereinigt
Hebt euch und preist;
Luft ist gereinigt,
Atme der Geist!

Перевод Н.А.Холодковского:

Пламень священный!
Кто им объят —
Жизни блаженной
С добрыми рад.
К славе Господней,
К небу скорей:
Воздух свободней,
Духу вольней!

Перевод Б.Пастернака:

Пламенем ясным,
Светом прозренья
Падшим несчастным
Дай исцеленье.
Пусть одолеют
Зло и прозреют,
Чтоб благодать
С нами познать.

Перевод А.Фета:

Пламя святое!
Кто им овеян,
Ризой одеян
Тот не земное.
Выше и шире!
Пойте вокруг!
Чище в эфире,
Взвейся ты, дух!

Перевод В.Брюсова:

Пламя святое,
Кто им окутан,
Входит в приют он,
Где неземное,
От пепелища
К небу спеши.
Воздух очищен,
Дух им дыши!

Улетая, ангелы уносят с собою душу Фауста (Sie erheben sich, Faustens Unsterbliches entfuhrend). Мефистофель побеждён.



Глава 2. Анализ существительных, используемых переводчиками


2.1. Существительные, определяемые оригиналом и общие во всех переводах


В соответствии с темой лекций этого модуля и ради того, чтобы работа не стала излишне объёмной, неудобной для чтения, анализ сосредоточим главным образом на существительных.

В первом песнопении к ключевым словам оригинала, не подлежащим варьированию при переводе, относятся "прах" и "грех". Также к ключевым можно отнести существительные "посланник", "Небесная страна" (в немецком это одно слово) и "природа", которые, как мы увидим ниже, переводчиками зачастую заменяются синонимически.
Существительное "прах" формально имеет вещественный характер, но здесь используется как отвлечённое, в значении "совокупность всего не духовного, грубо-материального".
Слова "посланник" и "грех" — конкретные, но и их роль в тексте смещается в сторону отвлечённости. Хотя в принципе можно сказать "два посланника", но здесь число не имеет значения, важно только, посланники или не посланники, посланы или не посланы. То есть в данном случае даже и нельзя сказать "посланник" в единственном числе: имеется в виду численно не определённая, но и не индивидуализированная сила. Ну а отвлечённый характер существительного "грех" здесь традиционный. Это не какой-то определённый грех, который можно пронумеровать и сосчитать. Это вообще состояние греховности, которое должно быть преодолено (прощено и искуплено) для освобождения души.
Равно и "Небесная страна": "страна" здесь не географическое понятие, а отвлечённое (хотя само существительное "страна" конкретное).
Особую роль играет в стихе существительное "природа". В оригинале оно выражено латинским заимствованием Naturen (от Naturae), хотя в немецком языке есть и собственные слова для выражения этого понятия. Здесь это слово имеет отчётливо философский характер, а для этой роли недостаточно быть просто собирательным существительным. Надо быть специальным термином с богатой аурой ассоциированных смыслов. Не случайно, как мы увидим ниже, переводчики старательно подбирают наиболее точную, по их мнению, замену для этого слова.

Во втором песнопении ключевыми, почти не варьируемыми в переводах, яваляются существительные "розы" и "рай", а также "почки", "зелень" и "пурпур" (которые только Пастернак почему-то пропустил в своём переводе).
Главное в этом песнопении существительное "розы", несомненно, относится к конкретным. Формально говоря, мы могли бы даже подсчитать, сколько именно роз бросили ангелы. Но общий магический контекст происходящего придаёт даже этому слову несколько отвлечённый характер (словно бы "розы" здесь метафора чего-то другого).
Слово "рай", при своей традиционной отвлечённости (и даже почти переходе от нарицательного к собственному имени), в данном случае имеет собирательный характер: оно означает здесь всю совокупность светлых сил. Ведь здесь не говорится "душа отправится в рай", а "рай, встань над покойным", "навевайте ему рай", "сейте покой райских селений". То есть тут "рай" — не место, а своего рода оружие (а именно как раз и совокупность светлых сил мироздания).
Слово "почки" формально тоже конкретное. Но в рассматриваемом заклинании оно чрезвычайно смволично. Внешне оно означает, что разбрасываемые ангелами розы — едва распустившиеся (символ невинности). А по глубинной сути говорит о том, что вот сейчас из чего-то маленького и невзрачного развернётся что-то большое, прекрасное и благоуханное. Это и сила любви, которую, собственно, и призывают в качестве светлого оружия ангелы своими заклинаниями. Скоро (в третьем песнопении) она развернётся из созданного вторым песнопением бутона, и приведёт "рай" к победе. Это и душа Фауста (как тут не вспомнить общекультурный мем, выраженный Владимиром Набоковым в словах "мы — гусеницы ангелов").
Существительные "зелень" и "пурпур" — "цветные". Хотя слово "зелень" имеет ещё и собирательное значение (совокупность растений), которое здесь тоже просвечивает в силу того, что розы — растения. Ну а слово "пурпур" вещественное, поскольку его основное значение — некоторое вещество, краска. Но в рассматриваемом контексте, как мне кажется, используются только цветовые аспекты лексических значений этих слов, да и то потому, что у розы зелёный стебель и (в данном случае) пурпурные лепестки. Причём цвет лепестков указан как пурпурный только из-за возвышенного характера этого слова (да и из-за его звучности, что немаловажно для стиха), что позволяет Фету вообще пропустить указание цвета роз, а Пастернаку назвать их алыми.

Третье песнопение в качестве смыслового каркаса имеет существительные "цветы", "огонь=пламя", "сердце", "слово", а также, разумеется и в первую очередь, "любовь". Как мы уже говорили, это светлое заклинание, самое сильное в оригинале, переведено слабее всего. Особенно это касается заключительных строк, где у Гёте почти одни только существительные, и важные, но во что их превратили переводчики, мы посмотрим в следующих параграфах.
Существительное "цветы" здесь полностью взаимозаменяемо с "розы", о которых речь шла выше. Контекстуально важное "пламя" относится к собирательным существительным (как "листва"), потому что в древности, когда оно возникло, считалось, что огонь состоит из множества специальных частичек. Существительное "сердце", как это обычно в поэзии, не имеет конкретного анатомического значения, а должно пониматься отвлечённо, равно как и "слово". Ну, а существительное "любовь" является отвлечённым и само по себе. Кстати, это слово абсолютно точно переводится с немецкого на русский язык (иначе было бы с древнегреческим, где есть три слова, отражающие разные аспекты обширного понятия любви).

В финальном песнопении снова видим "пламя" (хотя в оригинале там разные слова), и у всех, кроме Пастернака, "дух". Остальные существительные в переводах почти не повторяются.
Существительное "дух" имеет несколько лексических значений, до того разных, что это чуть ли не омонимы. В данном случае за основу взято этимологически исходное значение, связанное с дыханием, но оно обогащено и самым отвлечённым, связанным с понятием духовности. Здесь отчётливая аллюзия на традиционное понимание, что душа отлетает от тела с последним вздохом. Поэтому существительное "дух" можно трактовать как отвлечённое (хотя есть и конкретное существительное "дух").

Вот таковы довольно немногочисленные лексические (в рамках рассмотрения почти только существительных) точки соприкосновения рассматриваемых четырёх переводов. В следующих параграфах рассмотрим различия.


2.2. Существительные в переводе Н.А.Холодковского


Многие критики называют перевод Н.А.Холодковского лучшим дореволюционным переводом "Фауста" (а то и просто лучшим), характеризуют его как талантливый и точный.
Николай Александрович Холодковский (1858-1921) — русский зоолог, член-корреспондент Петербургской Академии Наук. Первое издание его перевода вышло в 1878 году, когда ему было двадцать лет.

Из чтения его перевода в целом можно заключить, что поэт и учёный не только серьёзно, но и с искренним увлечением подошёл к своей титанической задаче. И кажется, что он чувствовал (а может быть, даже и сознавал) магическую силу многих мест оригинала. Впрочем, рассмотрим это на примере существительных в его переводе исследуемых в настоящей работе четырёх песнопений.

В первом из них Николай Александрович заменил опорное "посланники" на "вестники" и "сыны" с сохранением смысла и стилистического оттенка. Выше мы говорили, что существительное "посланники" здесь надо рассматривать в какой-то степени как отвлечённое, поэтому замену "вестники" и "сыны" можно считать полностью эквивалентной.
"Небесная страна" разделена на отдельно "небо" и отдельно "страна", но также и заменена на "рай", так что и это ключевое существительное можно считать переданным точно. Кстати, тут, как и в предыдущем примере, мы видим используемый Холодковским приём: одно слово оригинала отображать в несколько разных слов перевода, иной раз далеко разнесённых. Это, видимо, результат стремления как можно точнее и полнее передать исходный смысл.
Аналогично, ключевое существительное "природа" переводчик заменил на "все творенья", что тоже соответствует оригиналу, но не так хорошо.
В переводе первого песнопения у Холодковского есть ещё три существительных: "радость", "паренье" и "след".
Существительное "радость" здесь отвлечённое, но окрашено и тонами родственого конкретного существительного ("одна радость", "три радости"), имеющего другое лексическое значение. Потому что здесь речь идёт хоть и преимущественно, но не только о внутреннем ощущении радости, но также немного и "радостях жизни", поскольку "радость" тут сопоставляется с твореньем и противопоставляется праху и тлену, то есть отчасти речь идёт и о земных радостях.
Существительные "паренье" (отвлечённое, как состояние) и "след" (конкретное, но здесь используемое тоже отвлечённо) — ещё один пример попытки переводчика выразить не переводимый слово в слово смысл оригинала. Имеются в виду тот медленный полёт и то схождение ангелов шаг за шагом, которые являются первым (и самым слабым) видом светлого оружия, используемым в творимой ими белой магии.

Во втором песнопении у Холодковского четырнадцать строк вместо одиннадцати оригинала. Так что мы можем ожидать и здесь увидеть примеры "множественного перевода".
Все отмеченные в первом параграфе ключевые существительные переведены без изменений.
Кроме них использованы существительные "амбра", "небо", "ветки", "день" и "блеск".
Слово "амбра", означающее вещество, разумеется, вещественного типа. Но переводчик использует его в смысле "благоухание вообще", поэтому и оно приобретает отвлечённый характер (в оригинале там "бальзам"). А "амбру струящие" — вообще метафора, поскольку, во-первых, амбра вещество сравнительно твёрдое (точнее, аморфное) и струёй течь не может, в данном случае это струи приятно пахнущего воздуха, а во-вторых, розы амброй не пахнут. Слово "амбра" более редкое и звучное, но всё-таки замена благоухания-бальзама на благоухание-амбру снижает магическое действие стиха: бальзам целителен, а амбра нет.
Существительного "небо" в оригинале нет, оно вычленилось из понятия "летят, медленно падают" для уточнения не совсем тут подходящего "парящие". А вот "в небе парящие" оказалось почти точным (для данного контекста) переводом.
Существительное "ветки" определяется обстоятельствами сюжета и поэтому сохраняет свою конкретность. Примерно то же можно сказать о слове "покойный", если воспринимать его как имеющий более возвышенную стилистическую окраску аналог существительного "покойник".
Последние два существительных, "день" и "блеск" являют нам очередной пример уже отмеченного приёма переводчика: вместе они означают свет, духовное сияние, исходящее от Рая (понимаемого, как мы уже отмечали, как совокупность всех Провиденциальных сил). Поэтому и "день" здесь не то конкретное существительное, про которое можно сказать "два дня", а отвлечённое понятие светового периода (прилагательные "вешний" и "ясный" это подчёркивают), то есть, как и "блеск", используется в роли метафорического синонима слова "свет".

Третье песнопение, как мы уже отмечали, с точки зрения сохранения магии всеми поэтами переведено несовершенно. Посмотрим на примере существительных, какие проблемы возникли здесь у Николая Холодковского. Существительные в его строфе такие: "блаженство", "правда", "лазурь", "уста", "рать", "свет", "благодать". Как и в оригинале, существительных много, они относятся к высокому стилю и положительно окрашены, то есть вполне пригодны для воспроизведения заложенной в оригинал ударной магии. Часть из них отвлечённого характера, какое-то склонилось от конкретности к отвлечённости, наблюдается и разделение смысла одного слова оригинала между несколькими словами. Не будем на этом останавливаться, эти особенности перевода Холодковского уже отмечены выше. Почему же перевод оказался несовершенным? Лексическая сторона перевода близка к идеалу, а вот стихотворная форма строфы нарушена. Видимо, здесь техническое стремление к точности перевода победило в Николае Александровиче чуткость поэта относительно магии слов.

И, наконец, кратко рассмотрим финальное песнопение. Кратко, потому что и в нём мы видим примеры всего того же, что выявлено в предыдущем анализе. Помимо ключевых, тут переводчиком использованы существительные "жизнь", "слава", "небо", "воздух". Первые три имеют смещённые лексические значения: не "жизнь", а "жизнь блаженная", не "слава", а "слава Господня", и не "небо", а "Небесная страна". А существительное "воздух", вещественного типа, здесь точный перевод намецкого "Luft" (и странно, что два из четырёх переводчиков его использовали в переводе иначе).

Вывод можно сделать такой: Николай Александрович Холодковский стремится как можно точнее передать смысл оригинала, в том числе его магию, но для этого довольно свободно обращается со структурными особенностями текста. Причём перевод его зачастую получается более объёмным, чем оригинал. Существительные, которые переводчик вносит в текст "от себя", как правило, относятся к высокому стилю, иной раз в старинной малоупотребимой форме. Так что можно и с нашей, магической, точки зрения согласиться с теми литературоведами, которые характеризуют перевод Холодковского как талантливый и точный.


2.3. Существительные в переводе Б.Пастернака


Борис Леонидович Пастерник (1890-1960) — писатель и поэт, лауреат Нобелевской премии по литературе за 1958 год. То есть литератор маститый, известный. Но перевод "Фауста" (1953 год, отредактирован в 1955) оценивается неоднозначно. С одной стороны, он навейший и принадлежит перу одного из известнейших поэтов. При беглом взгляде в крупном книжном магазине было обнаружено восемь изданий "Фауста", из них пять в переводе Пастернака и три Холодковского. С другой стороны, перевод вызывает много замечаний критиков. И сам переводчик относился к своему "Фаусту" неоднозначно. В одном письме говорится, что "он переведён кровью сердца, что одновременно с работой и рядом с ней были и тюрьма, и прочее, и все эти ужасы, и вина, и верность". А в другом признаёт, что переводил "Фауста" ради денег. Посмотрим, как это отразилось в рассматриваемом нами примере четырёх магических песнопений.

Перевод первого песнопения у Пастернака даже не содержит двух из отмеченных нами выше ключевых существительных. От "природы" не осталось и следа, а "Небесная страна" более или менее точно переведена как "горние высоты", но упоминается не в начале, как в оригинале, а в конце. Существительное "грех" превратилось в "грешные", что ощутимо снижает религиозно-философский уровень стиха (термин "грех" здесь более всеобъемлющий). Возможно, на поэта повлиял известный в православии тезис, что прощается не грех, а раскаявшийся грешник. Вместо "посланники" использованы "рать" и "братья". Таким образом, из опорных существительных в первом песнопении Пастернаком оставлено без изменений только слово "прах".
Другие существительные тут такие: "полёт" и "стая". Первое из них определяется контекстом, конкретно и полностью нейтрально. А вот назвать ангельское воинство "стаей"... Понятно, что это сделано метафорически. Но это уж очень резко снижает стилистическую окраску (по сравнению с выше использованным аналогичным по значению и тоже собирательным существительным "рать"). И даже прилагательные "кроткая, лёгкая, воздушная" не превращают "стаю" в ангелов (не говоря уже о том, что стоящее в том же ряду "радушная" лексически здесь совершенно неуместно, хотя и даёт неплохую рифму). В общем, перевод Пастернака превращает заклинание из арсенала белой магии в щебетание стайки птичек.

Во втором песнопении из ключевых слов Пастернак оставляет только "розы" и "рай". "Пурпур" заменяется алым цветом, а "почки" и "зелень" лишь слегка намечены в прилагательном "весенняя". Зато использованы следующие существительные: "прохлада", "душа", "селения", "покой", "копна".
Существительное "селения" здесь не самостоятельное, оно входит в понятие "рай". Спящей "душой" метафорически назван покойный. Существительные "прохлада" и "покой" слабо намекают на жизнетворящую и благодатную силу второго песнопения.
А вот завершающее строфу слово "копна" не менее, чем в предыдущем случае "стая", снижает стиль и разрушает магию. Словно бы ангелы не совершают магический обряд разбрасывания роз, а просто ворошат и раскидывают копну сена. Уж не нарочно ли Борис Леонидович уничтожает в переводе белую магию стиха? На этот вопрос у меня нет ответа, только замечание, что лексическое снижение стиля характерно для всего перевода "Фауста" Пастернаком (это отмечают и почти все критики). В сцене, скажем, шабаша ведьм, это кажется вполне уместным. Но не здесь!
С точки зрения нашего предмета отметим, что разрушающие магию слова "копна" и "стая" в некотором отношении однотипны. Они могут восприниматься в одном лексическом значении как конкретные существительное ("три копны", "две стаи"), а в другом как собирательные (по аналогии со словом "листва"). Возможно, что причина этого в хозяйственном характере соответствующих понятий, при котором нам в разных случаях важны то отдельные элементы совокупности, то вся она как штучный объект. Понятно, что такие слова должны снижать стилистический уровень текста.

В третьем песнопении Пастернак ещё более небрежно, чем мы видели выше, обошёлся с лексическим каркасом. Только "пламя" осталось. Вместо "цветы" у него стоит "розы", вместо "слово" — "завет". Богатое ассоциациями слово "любовь" заменено на расплывчатую "благость любящую". А "сердце" исчезло совсем!
Остальные используемые поэтом существительные "сила", "весть", "ангелы", "шествие" и "свет" высокого и нейтрального стиля и в целом хорошо соответствуют фактическому смыслу оригинала. Однако и тут Борис Леонидович ввернул тонкую понижающую уровень ноту хозяйственной деятельности, только на этот раз не в существительных, а в глаголах. Сами по себе слова "перевесить" и "сеять" имеют и возвышенно-отвлечённое, соответствующее оригиналу значение, но оказавшись близко друг от друга, взаимно усиливают свой сельскохозяйственный оттенок.
Впрочем, третье песнопение ангелов получилось у Пастернака поэтичнее двух рассмотренных ранее. Возможно, в нём даже осталась магия, благодаря построенной на евангельских аллюзиях смысловой запутанности первой части строфы.

Ещё лучше с точки зрения лексики переведено финальное песнопение. Правда, из двух отмеченных нами ключевых существительных здесь у Пастернака осталось только "пламя", а "дух" исчез (намёк на него сохраняется в "падших несчастных"). Но остальные существительные — "свет", "прозренье", "исцеленье", "зло" (одолеваемое) и "благодать" — лексически, фонетически, семантически и стилистически соответствуют если не букве, то духу оригинала. Соответствуют они и магическому значению этого песнопения. Кстати: все они или по своей природе, или по контексту — отвлечённые.
Единственный недостаток перевода: слова "одолеют" и "зло" разделены переходом на новую строку; а ведь можно было бы написать "зло одолеют пусть, и прозреют", что соответствует правильному порядку посмертных метаморфоз души.

Вывод такой. Борис Леонидович Пастернак дал эффектный, но неровный, местами стилистически сниженный перевод бессмертного творения Гёте, а с его магическим наполнением обошёлся настолько небрежно, что закрадывается подозрение, не нарочно ли эта магия им разрушена.


2.4. Существительные в переводе А.Фета


Афанасий Афанасьевич Фет (1820-1892), работал над переводом "Фауста" почти одновременно с Н.А.Холодковским, первая часть была опубликована в 1882, а вторая — в 1883 году. Два обстоятельства заставляли надеяться, что получится безукоризненный перевод. Во-первых, Фет уже был маститым, известным, одним из крупнейших в русской литературе конца 19 века поэтом. А во-вторых, он в совершенстве владел немецким языком (мать немка). И подошёл к делу переводчик серьёзно, помимо собственно перевода им составлен обширный комментарий к тексту. Вот те места этого комментария, которые относятся к рассматриваемым в настоящей работе песнопениям: "Небесные силы приглашают Ангелов помогать грешным проложить себе путь к свободе и спасению от праха... Приближающиеся Ангелы рассевают розы, взятые из рук кающихся грешниц, чтобы умиротворить ими измученную желаниями душу. Но небесные эмблемы всепримиряющей любви, падая на чертей, производят на них противоположное действие и жгут их невыносимым огнём, только разгорающимся от нечистого дуновения... Заключительный хор Ангелов возвещает об окончательном очищении воздуха ниспадающими розами, вследствие чего дух Фауста может беспрепятственно возноситься". Отмеченные нами выше ключевые позиции магического обряда Фет, таким образом, видит отчётливо. Посмотрим, осознаёт ли он не только поэтический и мистический, но и магический смысл переводимых песнопений.

В первом из них ключевые существительные переводчиком в целом воспроизведены. Правда, понятие "посланники" выражено у него сниженным "посланцы" (да ещё и стилистически ужасным "избранцы"), а "грех", как и у Пастернака — словом "грешный".
Помимо ключевых Фетом использованы следующие существительные: "простор", "свобода", "путь" и "хор". Они соответствуют и сюжету, и смыслу оригинала и, как мы уже неоднократно видели выше, являются либо отвлечёнными, либо переосмысленными в сторону отвлечённости.
Хочется отметить последние три строки: "к светлой свободе путь пролагает медлящий хор". Никому из переводчиков не удалось так точно понять и выразить суть сопровождаемого этим песнопением первого магического обряда. Хор ангелов спускается именно для того, чтобы проложить путь, создать своего рода канал сквозь удушливый мрак "греха" и "праха". И делает он это просто медленным движением. Почему медленным? Чтобы не вызвать активного противодействия. Это тактическая операция, но не битва (ибо в битве могло бы пострадать то, что требуется защитить).

Во втором песнопении ключевые слова, кроме почему-то пропущенного "пурпур", воспроизведены точно. Помимо них используются существительные "жизнь", "листья", "время", "мир". Они, как и в предыдущем случае, лексически и стилистически как раз такие, как надо. Но у Фета они играют чисто техническую, вспомогательную роль. В своём переводе он делает упор на прилагательные и причастия, что, в частности, позволяет ему создать сложную систему рифм, не точно такую, как в оригинале, но столь же соответствующую понятию заклинания. А вот глаголы, если уж говорить о других частях речи, выбраны им неудачно: слова "цвесть" и "расцвечайте" портят впечатление от стиха (и снижают его эффективность с точки зрения магии).

Третье песнопение у Фета мало соответствует структуре и заклинательной силе оригинала. Уже первое из опорных существительных, "цветы", дано в уменьшительной форме "цветики", что как-то плохо сочетается с розами и вызывает, скорее, ассоциации полевых цветов (которыми белая магия тоже могла бы оперировать, но не в данном случае). Остальные ключевые слова переданы точно, то есть общий смысл стихотворения воспроизведён.
Помимо них переводчиком использованы существительные "радость", "сень", "мир", "эфир" и "день". Их подбор соответствует неоднократно ранее рассмотренным критериям. Но почему же стихотворение не складывается в заклинание? Похоже, что Афанасий Афанасьевич то ли не увидел магической силы оригинала, то ли не сумел её воспроизвести. Конец песнопения в его переводе скомкан и невразумителен, тогда как в оригинале он чёток и сжат, как взведённая пружина.

Базовые, впрочем как и остальные, существительные оригинала в последнем песнопении переведены Фетом точно. К остальным относятся "риза" и "эфир" — это стилистически возвышенные аналоги слов "одежда" и "воздух". Существительных мало. Как мы видели уже в предыдущих случаях, Фет очень многое возлагает на прилагательные и причастия, а в данном случае ещё и наречия. Вот та сжатая краткость, которой недоставало при переводе им третьего песнопения, здесь реализована идеально. Все строки короче, чем по-немецки. Правда, произошла небольшая потеря смысла (например, пропало Leben), но это не снизило магической заряженности стиха. Я бы даже сказал, что финальное песнопение у Фета получилось сильнее, чем у Гёте. В оригинале оно не требует большой силы, цель этого заклинания — корректно закрыть открытый первым песнопением канал между слоями реальности. Перевод же Афанасия Фета может быть, как кажется, использован и автономно, причём как раз для облегчения перехода в тонкоматериальные слои.

Общее заключение по переводу Фета можно сделать такое. Афанасий Афанасьевич действительно, как и отмечают специалисты, точен в переводе отдельных слов оригинала. И вообще очень бережно к нему относится. Но порой этого оказывается недостаточно для воспроизведения заклинательной составляющей стиха: вспомним, что из четырёх рассмотренных песнопений два переведены им, с указанной точки зрения, великолепно, а два другие — нет.


2.5. Существительные в переводе В.Брюсова


Перевод "Фауста" выполнен Валерием Яковлевичем Брюсовым (1873-1924) в конце жизни (опубликован посмертно, частично в 1928 году, ещё часть в 1932). Можно ожидать от одного из основоположников русского символизма особого понимания вложенной в это произведение магии. Кроме того, Брюсов — опытный переводчик, "Фауст" — далеко не первая его работа. Почему же этот перевод столь мало известен? С трудом удалось найти интересующий нас в этой работе фрагмент в сети, а в книжных магазинах никто из сотрудников даже не слышал о его существовании. Можно предположить, что причина как раз в том, что поэт не сам готовил перевод к изданию, не исключено даже, что этот перевод можно считать в некоторых пунктах не окончательным.
Посмотрим особенности работы Валерия Брюсова как переводчика на том же материале.

Первое песнопение в переводе поражает обилием слов высокого стиля, в том числе старинных и редко употребляемых. Все ключевые слова оригинала переведены точно (только "Небесная страна" как "небо"). А помимо них использованы существительные "избранники", "лёт", "дорога", "свобода" и "ход". Очень удачна краткость отглагольных существительных "лёт" и "ход", образующих, к тому же, эффектную рифму. Все слова соответствуют и смыслу стиха, и требуемому уровню стиля. И описанное выше магическое назначение этого первого заклинания переводчиком выражено ясно и чётко.

Во втором песнопении ситуация аналогичная. Помимо ключевых использованы существительные "бальзамы", "гирлянды", "жизнь", "ветки", "край", "май". Привнесены Брюсовым "гирлянды" и "май". Первое очень удачно. Оно воспроизводит не букву, а дух соответствующего места оригинала. И если, как мы помним, Н.А.Холодковскому в подобных случаях требовалось несколько русских слов для перевода одного немецкого, то В.Брюсов находит хоть и не столь точное, но одно. А вот "май" — не такая удачная находка. Это слово даёт хорошую рифму и повышает энергичность стиха своей краткостью, но имеет слишком узкий буквальный смысл по сравнению с общим понятием весны.

Как мы видели выше, переводчики в третьем песнопении, даже когда лексика выбрана хорошо, теряли много в общей структуре строфы. Перевод Валерия Брюсова гораздо точнее воспроизводит эту структуру, но с некоторыми потерями в точности лексики.
Все образующие каркас существительные переведены буквально, отклонения если и есть, то в сторону возвышения стиля (отвлечённое "цветенье" вместо конкретного "цветы"). Помимо них видим слова "радость", "истина", "эфир", "хор", "день". Как и в предыдущих примерах, они у Брюсова и точны, и стилистически хороши. Последнюю фразу оригинала (действительно очень трудную) не вполне понял и он, но почти сумел воспроизвести содержащийся в ней остро направленный магический заряд. Так что и здесь перевод можно признать на удивление удачным. Для практических целей получившееся заклинание вполне можно использовать.

При переводе финального песнопения, помимо ключевых "пламя" и "дух", использованы существительные "приют", "пепелище", "небо" и "воздух". Последние два просто следуют оригиналу. А "приют" и "пепелище" — очередные примеры уже отмеченного искусства Брюсова выбрать слова, вроде бы отсутствующие в переводимом тексте, но очень удачно передающие его общий смысл. И притом уместные стилистически и не снижающие магической значимости стиха.

Общий вывод: Валерий Яковлевич Брюсов глубже остальных переводчиков проник в магическую составляющую рассматриваемых песнопений. Возможно, в других местах гигантского произведения Гёте переводчик и не был столь же безукоризнен, но с нашей точки зрения он должен быть признан лучшим. И стоит ощутить благодарность ему за то, что он подарил нам эффективный русский аналог четырёх рождённых гением Гёте замечательных заклинаний белой магии: защитных, целительных и мистически откровенных.



Заключение

Выбрав из огромного и по объёму, и по содержанию, и по глубине произведения четыре строфы и проанализировав их почти исключительно с точки зрения используемых существительных, мы, тем не менее, достигли цели настоящего исследования. Как в капле воды отражается океан, так и в данной работе нашла своё отражение проблема перевода гениальных текстов на другие языки.
Четыре незаурядных поэта переводили творение гения. И как же велики различия их переводов!
Нас особенно интересовало, какими средствами должен пользоваться переводчик, чтобы сохранить магическую силу заклинания. Мы видели, что выбор одного слова может полностью разрушить магию. С другой стороны, нам встретились и примеры того, что не вполне точный и лексически, и структурно перевод может почти безукоризненно сохранить магическую силу стиха.
Автору работы остаётся искренне поблагодарить всех пятерых поэтов и за преподанный ими урок Магии Слова, и за урок подлинной белой магии, за четыре заклинания, которыми можно пользоваться в своей повседневной практике.



Список используемой литературы (не считая оригиналов)

Бухштаб Б. Русские переводы из Гёте: библиография / Литературное наследство. Том 4/6 – М.: Жур.-газ. объединение, 1932. – 1062 с., ил. С.961-993.
Ратгауз Герман. О переводах Бориса Пастернака / Иностранная литература, 1996, №12.
Николаев Вадим. О переводах Бориса Пастернака / http://ru.vnicklibrary.wikia.com/wiki/
Соболева Елена Игоревна. Социальная и религиозно-философская обусловленность языка И.В.Гёте в трагедии "Фауст" и её переводах / дисс.к.фил.н., Краснодар, 2002, 203 с. - http://www.dissercat.com/content/sotsialnaya-i-religiozno-filosofskaya-obuslovlennost-yazyka-i-v-gete-v-tragedii-faust-i-ee-p#ixzz2y6PNnYS8
http://az.lib.ru/s/strugowshikow_a_n/text_0020.shtml
Википедия
http://www.translate.ru/




Благодарю Вас за внимание, проявленное к моей работе.





Оценка: 25


Комментарий: Великолепная работа!
Спасибо, Виар!
Замечательный материал для исследования, и само исследование проведено на высочайшем профессиональном уровне. Я просто зачиталась.
Браво!



Карта сайта
(с) Чжоули
Последние изменения: 17.11.2015