Trepur
Рейвенкло, 4 курс
Доклад к уроку Магия языка
Таинственные чередования
Доброго Вам времени суток, профессор Линк!
Я хотел бы сдать Вам доклад по Вашему предмету, в котором я расскажу о трёх необычных чередованиях русского языка.
Чередование <н’>/<н>. Однажды, возвращаясь после учёбы в башню Рейвенкло, я вдруг почему-то решил вспомнить, сколько башен в нашей любимой магической школе. Прежде, чем я успел вспомнить, что у нас пять жилых башен и четыре учебных, меня поразило пронёсшееся у меня в голове слово «башен». Почему не «башень», а «башен»? Что это за странное чередование? Но, подумав, я обнаружил ещё довольно много слов, которые в родительном падеже множественного числа теряют мягкость конечной фонемы <н’>.
Вот какие слова мне удалось отыскать: «башня», «пашня», «бойня», «караульня», «сотня», «песня», «молельня», «богадельня», «вишня», «ставня», «кожевня», «жаровня», «часовня», «таможня», «каменоломня», «кофейня», «колокольня», «басня», «сплетня», «лютня», «черешня» и «клешня». Конечно, есть и множество других, но они редко употребляются (чувство языка практически бессильно, когда мы хотим узнать форму родительного падежа множественного числа от слов «голубятня», «маслобитня», «смолокурня» или «градирня»), и потому правила для этих слов не очень нужны.
В то же время, я вспомнил такие слова, как «кухня», «деревня», «простыня», «барыня», «княгиня», «барышня», «боярышня», «рабыня», «няня», «дыня» и так далее, в которых мягкость в форме родительного падежа множественного числа не утрачивается. В чём же различие?
Во-первых, легко заметить (правда, настолько легко, что я сначала даже не подумал об этом), что все слова, утрачивающие мягкость, имеют беглый гласный: «башня» — «башен», «кофейня» — «кофе[j]ен» и так далее. Таким образом слова «дыня», «няня», «схимонахиня», «героиня» и им подобные не являются исключениями. Во второй группе остаются слова «кухня», «деревня», «барышня», «боярышня» и, возможно, какие-то другие слова, которые я не учёл. Слова «барышня» и «боярышня», даже если они когда-то теряли мягкость, могли измениться по аналогии под влиянием слов, обозначающих женщин, — «герцогиня», «графиня» и других.
После нескольких неудачных догадок я отправился спать, а ночью мне приснилось, как в одной гномьей деревеньке в одной часовенке построили низкую башенку, а в ней гномы выдолбили крохотную кухоньку, распевая песенку о вишенке и подыгрывая себе на лютенке, гриф которой служил киркой. Слова, обозначающие все эти предметы, накопились у меня в сознании, и наутро я перед завтраком зачем-то решил их выписать. Вот что получилось:
деревенька
часовенка
кухонька
башенка
песенка
вишенка
лютенка
И тут меня озарило. Я понял, что в словах «кухня» и «деревня» хранится скрытая магическая пометка о том, что фонема <н’> в них «слишком» мягкая, и поэтому она утрачивает мягкость только в исключительных случаях, перед особыми суффиксами: «деревенский» (как «конский», «обский»), «кухонный» (как «конный», «морковный»). Слова вообще обладают способностью хранить скрытую информацию о себе. Например, слово «блоха» на протяжении нескольких тысячелетий пыталось проявить оригинальность, поменяв в себе местами фонемы <л> и <с> (<с> перешло в <х> в славянских языках ). Но это слово преуспело в древнегреческом (блюс- > бсюл- > псюл- > псюлла) и в польском (блъха > бхъла > пхъла > пхла). Получается, что этот корень «хотел» видоизмениться всё это время, от отделения древнегреческого до выделения польского языка.
Но окончим это маленькое лирическое отступление. Итак, чередование <н’>/<н> проявляется в родительном падеже множественного числа существительных с исходом на «-ня» с беглым гласным и «не слишком мягким» <н’>.
Потом мне удалось ещё обнаружить такое же чередование с такими же условиями в кратких формах прилагательных мужского рода: «потусторонний» — «потусторонен», «древний» — «древен», а также у слов «излишний», «искренний» и «бескрайний». Например, у слова «синий» и беглого гласного нет, и фонема <н> «слишком» мягкая, потому что есть слово «синька». Поэтому никто и не подумает, что можно сказать «этот баклажан син», можно лишь «баклажан синь».
Я полистал маггловские книжки на эту тему и обнаружил, что маггловские лингвисты именно так и думают. «Излишнюю» мягкость они называют «ингерентной».
Но я решил поразмыслить над магическими истоками этого чередования. Что за магия побудила людей начать произносить [н] вместо [н’] в определённых позициях? В итоге я решил, что условия перехода [н’] в [н] немного отличаются от тех, которые предлагают магглы и которые я предложил изначально. Несложно заметить, что этот переход всегда осуществляется после безударного беглого гласного, который в древнерусском языке записывался как «ь» и произносился как очень краткое [э]: «башьня» — «башьнь», «сотьня» — «сотьнь», «излишьнии» — «излишьнь», но «деревьня» — «деревьнь», «кухъня» — «кухънь». При этом слова «барышня» и «боярышня», скорее всего изменились обратно под влиянием других похожих слов. Это предположение никак не связано со «слишком» мягкими согласными, а потому звучит правдоподобнее.
Два одинаковых безударных звука в соседних слогах произносить не очень удобно. И поэтому в не очень часто употребляемых формах согласный [н’] отвердел: слово «камень» осталось словом «камень» («е» там беглое, можете проверить), потому что в этой форме слово говорят очень часто, но редкая форма «башень» быстро подверглось упрощению и превратилось в «башен». А «излишная» (или ингерентная) мягкость могла быть исконной, а в таких словах, как «вишенка» второй звук [ь] выпадал по тому же правилу.
Чередования <н’>/<ш>, <н>/<ш>. Эти похожие чередования поистине магические, потому что они так часто употребляются, что уже не осознаются нами как чередования; реализуются они перед суффиксом «-ок-/-ек-/-к-» с уменьшительным значением или со значением насмешки.
Рассмотрим слова среднего рода. Там такое чередование строго обязательно: «окно» — «окошко», «бревно» — «бревешко», а слово «лукошко» происходит от устаревшего слова «лукно».
У слов мужского рода чередования <н’>/<ш> и <н>/<ш> обязательны, если суффикс безударен: «баран» — «барашек», «камень» — «камешек», «карман» — «кармашек». Правда, если суффикс под ударением, то чередование <н>/<ш>, напротив, невозможно («табун» — «табунок», «сын» — «сынок», «орден» — «орденок»), а возможно только чередование <н’>/<ш>, которое, впрочем, воплощается в жизнь не всегда («парень» — «паренёк», «огонь» — «огонёк», но «корень» — «корешок», «гребень» — «гребешок», «ремень» — «ремешок»).
У слов женского рода первого склонения в литературном языке такого чередования нет (может быть, исключением служит слово «головешка», но по одному слову ни о каких правилах речи быть не может). В третьем склонении перед указанным суффиксом чередование <н’>/<ш> проявляется только после <о>: «гармонь» — «гармошка», «ладонь» — «ладошка», но «ступень» — «ступенька», «лохань» — «лоханка», «печень» — «печёнка». Кстати, различие в поведении мягкого <н’> в словах «ступенька» и «лоханка» заставляет нас снова подумать о том, что, возможно, маггловские учёные правы насчёт ингерентной мягкости.
Хочется добавить, что эти чередования способны проникать сквозь суффиксы: «японец» — «япошка», «компания» (сравните со словом «компанейский») — «компашка».
В некоторых словах есть колебания: «окунёк» — «окушок» (такое слово режет мне слух, но оно есть — в Сети такое слово встречается более сорока тысяч раз), «черенок» — «черешок». В конце концов, нет правила без исключения, как говорили ещё в эпоху античности.
Истоки этих схожих чередований загадочны, но они явно возникли не без помощи магии. Слова «ромашка» (романский цветок) и «горшок» (от слова «горн»; в родственном слове «гончар» выпал звук [р]) возникли, безусловно, ещё очень давно.
Чередование <о>/<а>. Такое чередование встречается только перед суффиксом «-ыв-/-ив-» у глаголов несовершенного вида и образованных от них слов.
Этот переход <о> в <а> невозможен после шипящих и мягких согласных: «защёлкивать», «задёргивать», «съёживаться» и так далее. Кроме того, такое чередование не встречается в словах, образованных от глаголов на «-овать»: «упаковывать», «избаловывать»… Но если в исходном глаголе <о> не под ударением, чередование как раз обязательно (если только оно не противоречит предыдущему правилу): «протаптывать», «перебарщивать», «отстаивать». Обо всём об этом я помню из одной книжки по Магии языка, в которой кратко рассказывалось о чередованиях в русском языке.
Я решил немного подумать и, как мне кажется, кое до чего додумался. Перед фонемой <j> чередование практически обязательно: «осваивать», «успокаивать», «надаивать», «раскраивать» и так далее. Этому правилу может противоречить другое, новое правило, гласящее, что если глагол начинается с сочетания приставок «обез-/обес-», чередования не происходит («обескровливать», «обезвоживать», «обезболивать»). Тогда второе правило оказывается важнее, потому что есть слово «обеспокоивать».
К сожалению, мне не удалось придумать правил, которые объясняли бы слова «сбрасывать», «сморщивать», «обрабатывать», «узаконить» и некоторые другие.
Магический исток этого чередования можно попробовать объяснить с помощью… характеристики звуков. Звук [о] представляется мне цвета хаки, точечным и округлым, и его точечность и сосредоточенность (кстати, почему «сосредотачиваться», а не «сосредоточиться»?) плохо объясняют продолжительность действия. То ли дело звук [а], такой красный, большой, растянутый… Он идеально подходит продолжительным действиям.
Итак, мы рассмотрели одно словоизменительное чередование и два словообразовательных. Может быть, маггловские учёные уже давно открыли все эти законы чередований, но, может быть, и нет. Кто знает? Зато магические истоки чередований определять очень важно, потому что так мы пройдём ещё один шаг к познанию бесконечно загадочных тайн Магии языка.
С уважением, Trepur, 4 курс,
факультет Рейвенкло
Оценка: 10
Комментарий преподавателя:
Спасибо) очень интересный доклад) Использую его в справочном пособии для учеников)